Данко нашего времени
Песня беспокойства
«Что сделаю я для людей?!» – сильнее грома крикнул Данко.
И вдруг он разорвал руками себе грудь и вырвал из нее свое сердце и высоко поднял его над головой.
Максим Горький. «Легенда о Данко»
Написав чуть ли не единственную бессюжетную песню «Парус» с подзаголовком «Песня беспокойства», Высоцкий хотел заразить своим беспокойством всех. Он считал, что «когда человек находится в нервном возбужденном состоянии, он на многое способен». Эта песня с троекратным «Каюсь!» – «о всеобщей нашей причастности и ответственности ко всему и перед всем, что происходит на этой земле», «вокруг, близко, далеко – это неважно». Но нужно, чтобы твои крики услышали, а для этого надо стать интересным и, говоря словами Пушкина, любезным народу. Добиться этого, как полагает классика, очень просто. Надо всего лишь пробуждать своей лирой, своей гитарой-кифарой добрые чувства, решиться в жестокий век восславить свободу и, разумеется, призывать милость к падшим. Наш век добавил к этому обязанность призывать милость и к самой природе, к нашей земле с ее морями и континентами. В этой короткой песне ощущается глобальность поэтического мышления. Она концентрирует в себе темы многих стихов Владимира Высоцкого.
А у дельфина
Взрезано брюхо винтом!
Выстрела в спину
Не ожидает никто.
На батарее
Нету снарядов уже.
Надо быстрее
На вираже!
Парус! Порвали парус!
Каюсь! Каюсь! Каюсь!
Даже в дозоре
Можешь не встретить врага.
Это не горе –
Если болит нога.
Петли дверные
Многим скрипят. Многим поют:
Кто вы такие?
Вас здесь не ждут!
Парус! Порвали парус!
Каюсь! Каюсь! Каюсь!
Многие лета –
Всем, кто поет во сне!
Все части света
Могут лежать на дне,
Все континенты
Могут гореть в огне, –
Только все это –
Не по мне!
Парус! Порвали парус!
Каюсь! Каюсь! Каюсь!
Если парус – это символ творчества, движимого вдохновением, то «порвали парус» – это насилие над творчеством, над его свободой, и, тем не менее, Владимир Высоцкий достойно плыл под ним по морю русской поэзии.
Секрет тотального воздействия творчества Высоцкого на читателя очевидно в том, что каждый может найти (и находит) в нем строки, о которых может, как Анна Ахматова о песне «Я был душой дурного общества…», сказать: «Это мое, это про меня».
Вот уж поистине: «Поэты в миру после строк ставят знак кровоточия,..» заставляя людей сострадать героям своих произведений.
Но поэт утверждал:
Надо, надо сыпать сор на раны:
Чтоб лучше помнить –
пусть они болят!
Он резал в кровь свою и наши души
Но кажется мне,
не уйдем мы с гитарой
на заслуженный,
но нежеланный покой.
Владимир Высоцкий
Поэты в миру оставляют великое имя
Затем, что у всех на уме – у них на устах!
Александр Башлачев
«Никому не объять необъятное», – верно заметил в свое время Козьма Прутков. Хотя Владимир Высоцкий – это, несомненно, явление грандиозное в контексте не только русской, но и мировой культуры. Мы попытались провести исследование нравственной проблематики его лирики с точки зрения воплощения в ней национального характера как наиболее важного аспекта формирования русского национального самосознания. Критик Наталья Крымова так писала об этой роли поэта: «В свое время Марина Цветаева предсказала его приход. В начале тридцатых годов она, вопреки предвзятости своего окружения, смело сблизила имена двух великих русских современников – Маяковского и Пастернака. Ее статья о них кончается словами, что при всем величии указанных имен песенное «блоковско-есенинское» место остается «вакантным» в русской поэзии. Певучее начало России, расструенное по небольшим и недолговечным ручейкам, должно обрести единое русло, единое горло, уверена Цветаева. Нужно дать целому народу через тебя петь. Для этого, так заканчивает Цветаева статью, нужен тот, кто, наверное, уже в России родился и где-нибудь, под великий российский шумок, растет».
Свою миссию Владимир Высоцкий выполнил достойно. Об этом свидетельствуют его современники:
Он пел о том, о чем молчим. Себя сжигая, пел.
Свою больную совесть в мир обрушил,
По лезвию ножа ходил, вопил, кричал, хрипел,
И резал в кровь свою и наши души.
Валентин Гафт
Нам еще многое предстоит открыть в творчестве Владимира Высоцкого, в его песне, в его поэзии. В 1986 году, например, Вениамин Смехов писал так: «Открылось совершенно ясно – на сколько он многих опередил и какой радостью обернется встреча потомков с поэтом». Откроется еще и еще правда слов критика Юрия Карякина: «Слушая Высоцкого, я, в сущности, впервые понял, что Орфей древнегреческий, играющий на струнах собственного сердца, – никакая это не выдумка, а самая настоящая правда».
И вот теперь, спустя тридцать с лишним лет после его ухода, можно с уверенностью заявить, что Владимир Семенович Высоцкий не забыт. Напротив, он не умер, он живет в наших сердцах. Нынешнему поколению близок и понятен Владимир Высоцкий.
Кто-то из наших современников назвал Высоцкого безнадежным идеалистом. Да, действительно, он безнадежен: неукротим, отчаян и неисправим – тем и велик, мощен, силен как никто другой. Этим он и подкупает – своей чистейшей верой в идеального человека, в идеальный мир. Он взошел на свой костер и, как сын Божий, отдал свою жизнь за людей – за нас, за то, чтобы мы прозрели, заговорили после стольких лет беспросветного мрака и оглушительной тишины.
Владимир Высоцкий не мог безмолвствовать при жизни, не молчит и теперь, будет говорить завтра. Потому что он жив. Мы предоставили ему свои сердца – и ныне он живет в нас, говорит и действует через нас, тех, кто его любит, тех, кому он действительно нужен, кому он небезразличен.
Мария Картазаева: «Это мой любимый город и мой любимый театр»
Актриса Чайковского театра драмы и комедии Мария Картазаева уже полгода работает в должности исполняющего обязанности художественного руководителя театра. Она возглавила театр в трудные для него времена, сохранила труппу и с большим оптимизмом смотрит в театральное будущее