Жизнь и смерть поэта

Рубрика: Культура

Четверг,12.12.2013

Уважаемые читатели, в рамках проекта «Открой книгу – открой мир!» мы публикуем очерк чайковского поэта Александра Ляйса о творческом пути поэта Дмитрия Кедрина.

С поэтом Дмитрием Кедриным (точнее – его стихами) я познакомился очень интересным образом. Надо сказать, что мама моя (царство ей небесное), Людмила Зиновьевна Ляйс, была женщина незаурядная. Во-первых, она была очень красивая. И у нее было много талантов: она пела в хоре, читала стихи, любила поэзию и вообще была натура творческая – заводила и запевала. Многие наши общие знакомые ее помнят и не дадут мне соврать.

Еще в юности завела она толстую тетрадь и переписывала туда понравившиеся стихи разных поэтов. Потом появилась вторая тетрадь, а потом и третья… Так вот, оттуда, из этих тетрадей, я впервые узнал такие фамилии, как Рождественский, Домовитов, Евтушенко, Кедрин… И был у мамы томик стихов последнего. Старый, потрепанный, с выпадающими листами, с дарственными расплывшимися надписями – не помню, какого года. Короче, – экспонат, да и только. Как-то спрашиваю: «Мам, откуда у нас эта книга?» И вот что она рассказала:

– Училась я в Березниках на штукатура-маляра. В группе я была старостой… (Да, думаю, иначе и не могло быть – прим. автора.) Участвовала в художественной самодеятельности, читала стихи и т.п. Наше училище благодаря мне занимало первые места и все наши преподаватели гордились мной… (В это я тоже верю – прим. автора.) Особенно подружились мы с учительницей по литературе (как ее звали, мама говорила, но я уже не помню – прим. автора). Была она уже пожилая, но незамужняя. Так вот, как-то подходит она ко мне и говорит: «Людочка, я хочу сделать тебе подарок. Давным-давно, еще молодая была, зачитывалась я стихами одного очень хорошего поэта. Да что скрывать, влюблена была в него. Звали его Дмитрий Кедрин. Училась я тогда в училище… (не помню где и в каком; год тоже не помню – прим. автора). И вот, у нас должен состояться творческий вечер. Должен приехать поэт Дмитрий Кедрин и читать свои стихи. Я чуть с ума не сошла от радости. Настал этот самый вечер. Кедрин приехал, выступал; вопросы, ответы… Смотрела только на него, во все глаза. Вызывают меня, просят что-нибудь свое прочитать. Я тоже писала тогда. Выхожу как пьяная и читаю не свое, а одно из его стихотворений. И, знаешь, Людочка, так я его прочитала, что он заплакал. И все плачут. А потом… а потом овации (тут мама сама вытерла слезы – прим. автора). Он очень торопился. К машине мы всей толпой вышли его провожать. Он всем пожимал руки, принимал цветы, улыбался, обещал снова приехать, а потом… подошел ко мне, достал из портфеля книжку, подписал, вручил мне и так крепко поцеловал прямо в губы, что я забыла все на свете. И тогда подумала: «Буду ждать его». А ведь знала, что он женат, знала и все равно любила. А было это всего за два или три года до его гибели. В 1945-м он трагически погиб. Так я и не дождалась его. Живу одна, детей у меня нет. Мне уж немного осталось. И эту книжку с его стихами я дарю тебе. Тебе, Людочка, она нужнее будет. Возьми на память… от него и от меня». Она подписала ее и вручила мне.

И тут у меня задрожали руки.

– Мам, – говорю, – неужели вот эту самую книжку сам Кедрин держал в руках?

– Да, сын.

Вот такой рассказ. Вот так я познакомился с этим поэтом. После этого я стал искать его стихи.

*   *   *

Щекотка губ и холодок зубов,

Огонь, блуждающий в потемках тела,

Пот меж грудей… и это есть – любовь?

И это все, чего ты так хотела?

Да! Страсть такая, что в глазах темно!

Но ночь минует, легкая, как птица…

А я-то думал, что любовь – вино,

Которым можно навсегда упиться!

В юности Кедрин много занимался самообразованием. Изучал литературу, историю, философию, ботанику и т.д. Серьезно заниматься поэзией он начал с шестнадцати лет. Стихи его печатались в журналах «Прожектор», «Молодая гвардия» и «Комсомолия», газетах «Комсомольская правда» и «Юношеская правда». В одной из первых рецензий на его творчество говорилось: «Печать тщательной отделки, металлического блеска легла на стихи Дмитрия Кедрина». Постепенно у него формировался свой поэтический голос, свой неповторимый стиль.

Произведения Кедрина очень психологичны, обращены к темам историческим, камерным и интимным, он прославлял творцов-создателей вневременной истинной красоты. Дар проникать в далекие эпохи, быть в них не исследователем-архивистом, а современником, очевидцем давно прошедших событий – редчайшее, исключительное свойство таланта Кедрина. К пафосу современной ему довоенной действительности поэт был почти равнодушен, за что генсек Союза писателей СССР В. Ставский жестко критиковал Кедрина и, по свидетельству родственников поэта, даже угрожал ему. Критики советовали Дмитрию Борисовичу бежать от исторических тем.

*   *   *

Девчину пытает казак у плетня:

«Когда ж ты, Оксана, полюбишь меня?

Я саблей добуду для крали своей

И светлых цехинов и звонких рублей!»

Девчина в ответ, заплетая косу:

«Про то мне ворожка гадала в лесу.

Пророчит она: мне полюбится тот,

Кто матери сердце мне в дар принесет.

Не надо цехинов, не надо рублей,

Дай сердце мне матери старой твоей.

Я пепел его настою на хмелю,

Настоя напьюсь – и тебя полюблю!»

Казак с того дня замолчал, захмурел,

Борща не хлебал, саламаты не ел.

Клинком разрубил он у матери грудь

И с ношей заветной отправился в путь.

Он сердце ее на цветном рушнике

Коханой приносит в косматой руке.

В пути у него помутилось в глазах,

Всходя на крылечко, споткнулся казак.

И матери сердце, упав на порог,

Спросило его: «Не ушибся, сынок?»

В 1931 году Кедрин честно написал в своей анкете, что был заключен в тюрьму «за недонесение известного контрреволюционного факта». У приятеля поэта отец был деникинским генералом, а Кедрин, зная об этом, в органы на него не донес. За это «преступление» был осужден на два года, провел за решеткой пятнадцать месяцев и был досрочно освобожден. С этим событием, а также с отказом Кедрина быть секретным осведомителем НКВД (сексотом), ряд исследователей связывает последующие проблемы поэта с публикацией его произведений, а также тайну гибели Дмитрия Борисовича при невыясненных до сих пор обстоятельствах.

18 сентября 1945 года в возрасте тридцати восьми лет Дмитрий Кедрин трагически погиб под колесами пригородного поезда – как считалось, по пути домой из Москвы в Черкизово (по распространенной версии, которую разделял и Евгений Евтушенко, был выброшен преступниками из тамбура вагона). Несмотря на проведенное УГРО расследование, данных, проясняющих картину происшествия, не получено, виновные лица не установлены. Тайна смерти поэта до сих пор остается неразгаданной.

Сразу после войны, летом 1945 года, вместе с группой литераторов Кедрин ездил в творческую командировку в Молдавию. По дороге домой сосед по купе нечаянно разбил кувшин с медом, который поэт вез детям. Это было истолковано очевидцами как мистический знак скорой беды.

15 сентября на платформе Ярославского вокзала неизвестные по непонятной причине едва не столкнули Кедрина под поезд, и лишь вмешательство пассажиров в последний момент спасло ему жизнь. Вернувшись домой, поэт в мрачном предчувствии сказал жене: «Это похоже на преследование». Жить ему оставалось три дня...

«Вообще, давно подмечено, что у поэтов особое ощущение времени и своего жестко очерченного места в нем. С молодых лет в сознании Дмитрия Борисовича настойчиво и постоянно присутствует мысль о кратковременности и скоротечности жизни. И не человеческой вообще, а именно его собственной. Даже контуры будущей трагедии были мистически обозначены девятнадцатилетним поэтом еще в 1926 году в малоизвестном стихотворении «Тени», которое при жизни Кедрина не принял к публикации ни один редактор.

По рельсам бежала людская тень,

Ее перерезала тень трамвая.

Одна прокатилась в гремящий день,

Другая опять побежала – живая.

Ах, как хорошо в мире у теней.

В мире у людей умирают больней.

Всего шесть строчек, но от них у проницательного читателя, знающего кедринский финал, мурашки по коже», – сказал Игорь Ленский. 

Незадолго до Победы поэт, всегда строго относившийся к своему творчеству, записал в дневнике строки, от которых веет глубоким пессимизмом: «Многие мои друзья погибли на войне. Круг одиночества замкнулся. Мне – скоро сорок. Я не вижу своего читателя, не чувствую его. Итак, к сорока годам жизнь сгорела горько и совершенно бессмысленно. Вероятно, виною этому та сомнительная профессия, которую я выбрал, или которая выбрала меня: поэзия».

Да, у него были полосы неверия в свое будущее, – впоследствии комментировал эти тягостные раздумья литературовед Юрий Петрунин. – Длительная работа «в стол», странная медлительность издательств, непонимание со стороны редакторов – все это, конечно, омрачало настроение. И молодой еще человек начинает думать о неудаче всей своей жизни. В кедринской лирике часты срывы в минор».

Соседи и знакомые по Черкизову отмечали, что Кедрин производил впечатление молчаливого замкнутого, углубленного в себя мыслителя. Даже на прогулке он часто не здоровался, не отвечал на приветствия, не вступал ни с кем в разговоры. Он не расставался с блокнотом и карандашом, напряженно работал над текстами своих произведений.

В начале Великой Отечественной войны Кедрин хотел добровольцем уйти на фронт, однако в армию его не взяли из-за плохого зрения (– 17). Выехать на фронт ему удалось лишь в мае 1943 года. Работал корреспондентом авиационной газеты. За девять месяцев работы на фронте прислал жене 75 номеров, где было напечатано около ста его стихотворений. В конце 1943 года был награжден медалью «За боевые заслуги».

*   *   *

Много видевший, много знавший,

Знавший ненависть и любовь.

Все имевший, все потерявший,

И опять все нашедший вновь.

Вкус узнавший всего земного

И до жизни жадный опять.

Обладающий всем и снова

Все стремящийся потерять.

Поэзия Кедрина получила высокую оценку таких писателей, как М. Горький, В. Маяковский, М. Волошин, П. Антокольский, Я. Смеляков и др. Однако когда дело касалось издания книги, литературные критики были к поэту беспощадны. Большинство своих стихотворений автор так и не увидел напечатанными, а его поэма «1902 год» ждала публикации пятьдесят лет.

Потом, уже после смерти поэта, многие литераторы выступали против замалчивания его творчества. В 1984 году объемный однотомник Кедрина, включающий его основные произведения, впервые был издан массовым, трехсоттысячным тиражом. Сборник, изданный в Перми, в магазинах не залежался. Следующее издание «Дума о России» тиражом в двести тысяч также быстро разошлось.

Дочь поэта Светлана Кедрина, поэт, прозаик, художник известна своими работами по исследованию творчества отца. В 1996 году в Москве вышла ее книга воспоминаний о нем «Жить – вопреки всему».

Похоронен Дмитрий Кедрин в Москве на Введенском кладбище. Убийцы не найдены, органам ничего не известно, все молчат… Напрашивается вывод: раз такая тишина, все молчат, значит, кто-то большой и важный приказал всем молчать. Просто и ясно.

У изголовья могилы Дмитрия Кедрина растет трехсотлетний дуб, древнейший на Введенских горах, что стало мотивом философского стихотворения Светланы Кедриной, посвященного памяти отца.

Дмитрий Борисович, мир Вашему праху. Светлая память… и спасибо Вам за стихи.