Венгрия с первого взгляда

Я сидел и что-то записывал, когда в дверь постучали. Мой попутчик из соседнего купе Александр, москвич, живущий уже лет двадцать в Венгрии, прямо с порога: «А что Вы сидите и не собираетесь?! Мы ведь уже в Будапеште. По городу едем. Через пять минут – вокзал».

Я выглянул в окно – тянулись всевозможные домики с белыми, а иногда желтоватыми, зеленоватыми, розоватыми, кремовыми стенами под остроконечными двух- или четырехскатными черепичными крышами. Вообще, они сопутствовали поезду по всей сельской восточной Венгрии, появляясь то островками деревень, то одинокими хуторами среди зеленеющих мартовских полей-пастбищ и голых пока еще садов-виноградников. Особенно эффектно смотрятся крыши с немного прогнутыми гранями и приподнятыми углами, как у китайских пагод.

А над всеми этими черепичными деревеньками, больше похожими на городки, возвышались острозаточенные карандашики костелов и водонапорные башенки разных фасонов: цилиндрические, воронкообразные, кубические, но чаще всего шарообразные на тонкой ножке – такие гигантские одуванчики, горящие металлом на весеннем солнце, а другому бы они напомнили причалы инопланетных аэро-статов.

На этом пути меня порадовали также пасущиеся по свежей зелени Северного Альфёльда лани и штурмующие его просторы зайцы. А вот больших рек почти не было, только прямые линии каналов… Хотя нет, одна сравнительно большая была – Тиса, неспешно несущая темные воды среди плакучих деревьев.

А у Будапешта все пространство просто загустело от этих традиционных домиков, причем они стали приобретать формы необычные для сельской местности. За ними и над ними вдали вдруг резко вырос синий вал лесистых гор. Вообще-то, на востоке и в центре Венгрии – это огромная плоскость, гигантский кратер древнего вулкана, наполненный термальными источниками. Здесь нет ни холмов, ни глубоких лощин – все идеально ровно и по большей части безлесо. Только изредка за окном пробегали дубовые рощи и высаженные, как по линейке, кубические массивы тополей. И только лишь за Дунаем в черте Будапешта неожиданно встают Будайские горы. А еще восточная Венгрия – это единственный в Центральной Европе полноценный массив степи, поэтому-то и оседали здесь, находя естественное прибежище, все вторгавшиеся на Запад кочевники: и гунны, и авары, и печенеги-половцы, и сами мадьяры, прикочевавшие сюда в IХ веке в поисках новой родины с наших мест: южной части Пермского края и Башкирии.

Но вот мы миновали многоэтажный, тридцатиметровый, отвес, орнаментированый рядами кружков – грандиозный амфитеатр «Непштадиона» (Национального стадиона, с 2002 г. имени Ференца Пушкаша), именно за грандиозность выбранный в 2005‑м году Спилбергом для съемок «Мюнхена». Наш красный экспресс въехал между рядами синих электричек в тень перронного навеса.

Александр радостно махал рукой в окно – там его уже ожидали дети и внуки, тут же принявшиеся выносить объемный багаж. А я выходил (сподкнувшись под тяжестью рюкзака, набитого книгами, и поддержанный проводником) в неизвестность, в новый мир, который мог принять меня самым неожиданным образом. Хотя мне и обещали, что встретят, но всякое же может быть – запоздают, промахнутся. На всякий случай я, как старый бродяга-одиночка, настраивал себя на самостоятельность. Доберусь как нибудь, адрес-то записан.

Я шел между синих стройных колонн, поддерживающих конструкции навеса. Хотел было примоститься, передохнуть на изящной лавочке, но тут вдруг оказался окружен целой делегацией. Кроме Анны Вандор, переводчицы и моей будущей хозяйки (с ней мы прошлым летом исследовали мансийские фамилии в Югре), и ее сына – Габора, математика и программиста, меня встречали венгерская поэтесса, член Академии художеств и лауреат многих престижных национальных премий Анна Киш; музыкант из Кишкуншага, художественный руководитель фольклорной группы «Enisey» Пишта Жирмик и еще две приятные дамы средних лет…

Вообще, первое мое впечатление от венгров – это открытость, жизнерадостность до какого-то безудержного задора, дружественность и внутреннее достоинство. На венгра, пожалуй, можно перенести все штампы, которые появляются в российской голове при слове «гусар». Хотя, конечно же, это очень поверхностный и субъективный взгляд.

Через грандиозную стеклянную полусферу с двумя арками, фронтон которых был подперт сдвоенными коринфскими колоннами, мы вошли… Нет, для меня, человека неискушенного в европейских красотах, это больше напоминало огромную базилику с полукруглым решетчато-стеклянным сводом, под которым ютились электрички и люди. Это был «Келети Паяудвар» (Восточный вокзал) – самый крупный из трех вокзалов венгерской столицы.

Но, к сожалению, под грузом и в спешке рассмотреть его толком не удалось. К тому же мы вышли не в центральный вход, а в правый, северный, который, если продолжать сравнение с базиликой, вкупе с противоположным южным примерно соответствовал бы трансепту. Перед нами за дорической колоннадой была громадная гора песка – на привокзальной площади Бароша, изначально, вероятно, очень красивой, – уже не первый год идет реконструкция станции метро.

Скинув рюкзак, перед тем как сесть в машину, я осмотрелся – вокзал и отсюда был довольно привлекателен: ряд изысканных входов-окон в виде аркады с пилястрами, балюстрада по карнизу и еще два подобия трансепта спереди и сзади. Вход украшен дорическим портиком с большим полуциркулярным окном, а над передним трансептом, где-то вдалеке, призрачно парила какая-то непонятная, но эффектная белая скульптурная группа. Здания вокруг были явными современниками «Келети», то есть построены в конце импер-ской эпохи, и очень интересны, но все жутко обшарпано, видимо, из-за ремонта площади. Я понял, что должен буду еще раз сюда прийти и осмотреть спокойно, детально, фотографируя. Что и сделал через несколько дней.

---

Март заметает погостов березы.

Поезд – сквозь снег – волнолом –

                                                         на запад.

И по окошку – морозные розы,

а за стеклом – словно ржавые слезы –

с крыши – разводы. Ими закапан

весь уходящий ландшафт черно-белый.

Сёла, полей зарастающих рощи,

брошенных изб почерневшие мощи

вьюга заносит со знанием дела –

мир заоконный, заснежный, несмело

из-за деревьев-сугробов глядящий,

галичско-буйско-даниловский…

                                                 Дальше

мчатся колеса из отчих пределов.

А подо мной у окошка попутчик –

чем-то похож на отца и на деда…

Мир им… Пусть почва прикамская –

                                                      лучшим

пухом их праху, а небо – уделом.

Знаю, меня б они благословили,

руку пожали, хорошей дороги

мне пожелали… Откуда ж бессилье,

и почему спотыкаются ноги…

1.03.2013

За Ярославлем 

Ярославль

разбухший и раздобревший

от обильной снежной муки

Желтая сталинская иголка

штопает прохудившееся

небо над вокзалом

А за мной в ветре

белые обрывки

порванных ниток

бьются в снежных завихрениях

Некоторые из них

всё никак не лопнут

тянут и тянут назад

вибрируют

как струны

как нервы

Они идут проводами

через заснеженные

русские леса

от зрачков

провожавших меня глаз

от черно-белого плетенного браслета

подаренного дочкой

и забытого в спешке

на змеевике ванной

Этой зубной боли

никак не утихнуть

1.03.2013

Автор: Ян Кунтур